Взаимоотношения власти и творческой интеллигенции в условиях тоталитарного и/или авторитарного общества издавна привлекает внимание исследователей. Первоначально эту проблему изучали на примере фашистской Германии, а спустя некоторое время обратили внимание на СССР и страны «социалистического лагеря». Результатом интереса к Центральной Европе стали работы, посвященные рассмотрению различных аспектов взаимоотношений власти и интеллигенции. Мы же остановимся на анализе указанной проблемы в истории Польши.

Как известно, пришедшие к руководству страны после Второй мировой войны коммунисты активно искали и находили себе союзников среди интеллигенции и деятелей культуры. Основная задача, которая ставилась перед ними, заключалась в поддержке новой власти и проводимых ею мероприятий. Причем от деятелей науки и культуры не требовали громких заявлений, хотя поощряли и поддерживали самостоятельность и инициативность в этом вопросе. Для власти в первые послевоенные годы было достаточно уже самого факта присутствия и/или молчаливого созерцания происходившего в стране. Взамен за это она делала всё возможное для обустройства комфортной жизни своих союзников. В конце 1940 х гг. для писателей (а именно о них пойдет речь, хотя многие описанные моменты характерны для большей части творческой интеллигенции) пришел час расплаты, когда они были вынуждены в той или иной мере подчиняться требованиям и установкам руководства страны.

Мы не будем останавливаться на первом этапе во взаимоотношениях власти и писателей. Для нас гораздо больший интерес представляет период с 1956 по 1970 гг., который имел определенные особенности и отличался от предыдущего и последующих десятилетий. Его характерной чертой было то, что многие писатели, поддержавшие в первые послевоенные годы преобразования в стране и ставшие глашатаями соцреализма, в середине 1950-х гг. отказались от прежних взглядов и стали активными сторонниками демократических перемен. В значительной степени это было связано с обстановкой, которая сложилась в Польше в середине 1950-х. В первую очередь речь идет о либерализации, которая началась под влиянием событий в СССР (смерть И. Сталина, доклад Н. Хрущова на ХХ съезде КПСС и др.). Кульминацией политического кризиса в ПНР стало избрание в октябре 1956 г. первым секретарем Польской объединенной рабочей партии (ПОРП), а фактически – первым лицом в государстве, В. Гомулки, начало правления которого ознаменовалось переменами в экономической, политической, социальной сферах, а также ростом общественной активности.

Важную роль в событиях 1956 г. сыграли писатели. В своих произведениях и дискуссиях на страницах периодических изданий они выступали за расширение свободы слова и печати, ликвидацию цензуры и вмешательства в творчество, против перегибов в строительстве социализма. Полученный в 1956 г. глоток свободы позволил им пересмотреть отношение к соцреализму как творческому методу, политике партии в области культуры, пониманию национальной культуры, оценке своего места и роли как в ее формировании, так и в формировании общественного сознания. После событий Октября 1956 г. в Польше не могло быть и речи о возвращении к прежним методам работы, как и к полному соглашательству с политикой партии. Период 1956–1970 гг., совпадающий со временем правления В. Гомулки, таким образом, стал переходным от соглашательства писателей к открытой оппозиции к власти в 1970–1980-е гг.

В Польше проблема взаимоотношений власти и интеллигенции традиционно рассматривалась в связи с изучением культурной политики ПОРП¹. После смены режима в стране в 1989 г. исследователи изменили свои подходы в оценке данной проблемы. В значительной степени это было связано с открытием новых архивных материалов и трансформацией системы ценностей в обществе.

Проблема взаимоотношений и взаимовлияния власти и писателей в середине 1950-х –1970-е гг. многогранна. Она включает в себя такие аспекты, как культурная политика ПОРП, (не)участие деятелей культуры в ее формировании и реализации, их отношение к общественным процессам, оценка ситуации в стране, материальное обеспечение, трактовка и развитие национальной культуры, отношения со спецслужбами и многое другое. Исследователи различных стран предпринимают попытки рассмотреть как комплекс указанных вопросов, так и отдельные их составляющие, в том числе на примере биографий конкретных людей. По степени разработанности проблемы пальма первенства, несомненно, принадлежит польским историкам.

Основной вопрос, подымаемый в исследованиях, касается социализма и роли интеллигенции в его установлении, развитии и попытках реформирования. Как выше отмечалось, писатели приняли активное участие в общественно-политических изменениях середины 1950-х гг. в Польше. Большинство историков утверждает, что именно они положили начало бурным дискуссиям о необходимости демократических преобразований, что на ряду с напряженной социальной обстановкой привело к росту активности общества и последующему политическому кризису.

В современной польской историографии можно встретить диаметрально противоположные оценки взаимоотношений власти и деятелей культуры. Так, часть исследователей обращает внимание, что в рассматриваемый период, в условиях ограничения свободы деятельности и достаточно жесткого контроля за настроениями граждан, многие писатели старались своими действиями обратить внимание властей и общества на недостатки и деформации в проводимой политике, в том числе в области культуры, пытаясь таким образом подтолкнуть аппарат управления к реформированию сложившейся системы².

Этой группе историков противостоят те, кто считает, что пойдя на сотрудничество с послевоенной властью писатели (и не только они) предали национальные интересы и таким образом стали коллаборационистами. По этой причине, не зависимо от достижений и вклада в развитие польской культуры и общества в целом, они однозначно заслуживают осуждения³. Такая точка зрения, на наш взгляд, не отражает реалий того времени и лишена объективности. Она, как минимум, не учитывает политические преференции или ценностные, моральные установки ряда деятелей. Известно, что только незначительная группа писателей являлась идейными коммунистами, большинство же видело в предложенной программе послевоенного переустройства Польши возможность создания общества социальной справедливости и равенства. Хотя и это не всегда и не для всех было определяющим фактором. Однако здесь необходимо рассматривать каждый конкретный случай.

Говоря об увлечении, а затем разочаровании писателей марксизмом, следует отметить работы американской исследовательницы М. Шор⁴. В книге «Икра и пепел: жизнь и смерть варшавского поколения в марксизме, 1918–1968» на примере писателей В. Броневского, А. Вата, А. Слонимского и других она показала эволюцию мировоззрения польских деятелей культуры. Приведенные автором факты свидетельствуют, что не всегда те, кого отождествляли с коммунистами, таковыми в действительности являлись. Более того, непосредственное знакомство с советской действительностью в 1939–1941 гг. оттолкнуло часть писателей от революционных идей и ценностей. Однако, сложившееся восприятие в творческих кругах и обществе в совокупности со сформировавшимися стереотипами и мифами, а также моральными обязательствами перед новой властью не позволили им открыто выступить после Второй мировой войны против коммунизма. Как замечает М. Шор в своей другой работе – «Вкус пепла. Жизнь после тоталитаризма в Восточной Европе», после войны увлечение коммунизмом, а вернее обещанными коммунистами социально-экономическими преобразованиями, носило массовый характер и было характерно не только для людей творческих профессий. Со временем же, под влиянием перегибов в проводимой политике, не только в Польше, общество всё больше разочаровывалось в предложенных, а фактически – навязанных ему ценностях и реалиях.

Если М. Шор старается выйти на уровень обобщения материала, рассмотреть проблемы экзистенциализма, найти общие тенденции в увлечении и последующем разочаровании писателей социалистическими идеями, то польские исследователи чаще сосредотачивают внимание на наиболее знаковых в послевоенной Польше личностях. Так, например, в книге А. Биконт и Й. Щенсной «Лавина и камни. Отношение писателей к коммунизму»⁵ на примере отдельных писателей (А. Важик, В. Ворошильский, Т. Конвицкий, Ч. Милош, Е. Анджеевский и другие) показаны причины – идейные, моральные, материальные – увлечения коммунистической идеологией после Второй мировой войны и дальнейшего разрыва с ней.

Следует отметить, что большинство исследователей в первую очередь останавливаются на рассмотрении идейной и моральной составляющих сотрудничества писателей и творческой интеллигенции в целом с властью. При этом чаще всего историки пытаются найти причины перехода писателей на сторону оппозиции. Среди таковых обычно называются катастрофические события (разделы Речи Посполитой, Вторая мировая война), идеи (ревизионизм, неопозитивизм), влияние католической церкви, личные качества, взгляды и амбиции деятелей, традиции (культ военных, сопротивления) и национальная мифология, интеллектуальное и художественное движение (романтизм, позитивизм), независимые общественные организации⁶.

Рассматривая проблему взаимоотношений власти и писателей, выполнения последними политического заказа на протяжении послевоенного десятилетия, исследователи выходят на вопрос о состоянии национальной культуры Польши. Впервые его подняла в середине 1950 х гг. сама интеллигенция, когда заметила серьезное отставание от достижений Запада. Тогда же писатели поставили вопрос об отказе от соцреализма как художественного метода, который насаждался в литературе и культуре в целом с конца 1940-х гг. Как заметил польский исследователь М. Гловиньский, для одних, талантливых, деятелей он являлся преградой для творчества, для других, посредственных, давал возможность для успеха. Таким образом, соцреализм, который исключал какую-либо оригинальность, художественный поиск, подчинял творчество различным обязательствам, фактически узаконил посредственность, что пагубно сказалось на состоянии национальной культуры в целом⁷.

С другой стороны, как замечает М. Фик, многим писателям в силу их искренней веры в социалистические идеалы этот метод дал ощущение «внутреннего», психологического комфорта. Он позволял не думать, игнорировать или же бороться с противоположным мнением, открывать все двери и признавать утопию за действительность⁸.

В Польше в середине 1950-х гг. соцреализм как художественный метод фактически исчерпал себя. Парадоксально, но его активные пропагандисты в первые послевоенные годы стали его же основными критиками и заложили основу так называемой «ревизионистской литературы». Литературы, которая оставила яркий след в национальной культуре Польши. Изменение политической и эстетической позиции писателей в это время вызвало и изменение в отношении к ним. Со второй половины 1950-х гг. главным для партийно-государственных функционеров стало не четкое следование деятелей культуры соцреализму, а верность партии и ее идеалам, помощь в борьбе с врагами⁹.

В большинстве современных исследований речь идет о писателях, которые выступили против перегибов системы в целом и культурной политики в частности. На этом фоне мало говорится о тех, кто безоговорочно остался верным партийной линии либо же старался лавировать. А здесь, как нам представляется, есть широкое поле для творческого поиска. Если истоки так называемого ревизионизма можно искать в польских национальных традициях и мифах, то где искать причину такой позиции и такого поведения, характерного в принципе для писательского большинства?

Ответ на этот вопрос чаще всего сводится к утверждению, что неотъемлемой частью поведения в условиях социалистической Польши был разной степени конформизм. Он помогал многим деятелям культуры рационально подходить к сотрудничеству с властью во имя высших интересов, а также в тех случаях, когда это касалось личной выгоды (профессионального или карьерного роста, распределения материальных благ). Правда, ученые при этом замечают, что часть писателей сотрудничество с властью объясняла трезвым рассудком, осознанием действительности и уверенностью в незыблемости установившегося порядка¹⁰.

В этой связи интересен материальный аспект сотрудничества писателей и власти. В научных работах он представлен достаточно фрагментарно, хотя заслуживает большего внимания. Следует помнить, что частью проводимой ПОРП культурной политики была система вознаграждения не только талантливых писателей, но и верных союзников. Речь идет о государственных конкурсах и наградах, возможностях решения социальных вопросов в виде выделения жилья, дачи, разрешении на выезд за границу, а также о издательской политике, от которой зависел не только факт публикации, но и объем тиража или переиздания, а соответственно и размер авторского гонорара. Одной из работ, где указанные вопросы в той или иной степени затрагивались, является монография О. Чарника¹¹. Проанализировав развитие польской литературы в 1944–1980 гг., автор заметил, что власть прилагала максимум усилий для того, чтобы заручиться поддержкой деятелей культуры либо же «приручить» их. Одной из форм такого воздействия был Союз польских писателей. Членство в нем давало возможность издавать произведения большими тиражами, выезжать за границу и выступало гарантом улучшения благосостояния. В свою очередь ПОРП могла через это творческое объединение проводить в жизнь свои партийный установки и контролировать настроения писателей. Таким образом, в сотрудничестве были заинтересованы обе стороны.

К сожалению, затронутый О. Чарником вопрос материальной составлящей во взаимоотношениях власти и писателей, творческой интеллигенции в целом, не получил дальнейшего развития. В 1990-е и последующие годы на волне общественных настроений и голосов о необходимости проведения люстрации интерес историков вызвали проблемы, связанные с деятельностью и ролью спецслужб. В результате этого стали появляться исследования, в которых затрагивались такие формы работы Службы безопасноси (польского аналога КГБ) с интеллегенцией, как общий контроль за ситуацией в творческих кругах, разработка отдельных лиц, анализ общественных инициатив и протестов, привлечение ряда писателей к сотрудничеству и др.¹².

Сразу следует оговориться, что научный уровень работ в этой области очень разный, т. к. зачастую некоторые исследователи (особенно непрофессиональные историки) некритически подходят к таким источникам, как доносы, отчеты, донесения и т. д., считая, что представленный в них материал максимально объективно отражает ситуацию. В частности, это характерно для работы Й. Седлецкой¹³, которая попыталась проследить деятельность спецслужб на примере отдельных писателей. К сожалению, не смотря на собранный и представленный в работе богатый фактический материал, автор так и не смогла подойти к проблеме объективно¹⁴. Многие исследователи в погоне за сенсацией забывают реалии, в которых жили люди, и отходят, таким образом, от принципа историзма.

Тяжело дать однозначную оценку позиции писателей в 1956–1970 гг. И не только потому, что невозможно из отдельных случаев и людей создать обобщенную картину взаимоотношений власти и интеллектуалов. В рассматриваемый период было достаточно много важных событий (Октябрь 1956 г., «Письмо 34-х» (1964 г.), студенческие выступления 1968 г., антисионистская кампания и др.), которые вызывали разную реакцию писателей и вытекающую из нее смену настроений, позиций. Кто-то всё больше склонялся к оппозиции власти, а кто-то, наоборот, выступал на ее стороне. И если первые достаточно хорошо описаны в литературе, то последние по-прежнему остаются в тени. Это обстоятельство заставляет историков проводить дальнейшие исследования, дабы максимально приблизиться к пониманию взаимоотношений политической и культурной элит не только в Польше, но и в центральноевропейском регионе в целом.

Любовь Козик – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории южных и западных славян Белорусского государственного университета (г. Минск).

1. Kozik Z. PZPR w latach 1954–1957. Szkic historyczny. – Warszawa, 1982; Fijałkowska B. Sumienie narodu? Sprawy i ludzie kultury w Polsce Ludowej. – Wrocław, 1986; Fijałkowska B. PZPR wobec ideowopolitycznej sytuacji w środowiskach twórczych między październikiem 1956 a marcem 1968 r. // Problemy rozwoju socjalizmu w PRL. – Nr 57: Ideowopolityczne kontrowersje i konflikty lat 1956–1970 / Red. nauk. B. Hillebrandt . – Warszawa, 1986. – S. 114–171; Gładysz A. Oświata, kultura, nauka w Polsce lat sześćdziesiątych. Wybrane problemy. – Warszawa; Kraków, 1987 и др.
2. См., например: Literatura i władza / Instytut Badań Literackich Polskiej Akademii Nauk. – Warszawa, 1996.
3. Trznadel J. Hańba domowa. Rozmowy z pisarzami. – Wydanie nowe rozszerzone. – Warszawa, 2006; Urbankowski B. Czerwona msza, czyli uśmiech Stalina. W 2 t. – Warszawa, 1998.
4. Shore M. Caviar and ashes: a Warsaw generation’s life and death in Marxism, 1918–1968. – New Haven, 2006; Shore M. The taste of ashes. The afterlife of totalitarianism in Eastern Europe. – New York, 2013.
   См. также польские издания ее работ: Shore M. Kawior i popiół. Życie i smierć pokolenia oczarowanych i rozczarowanych marksizmem. – Warszawa, 2006, 2012; Shore M. Smak popiołów: O dziedzictwie totalitaryzmu w Europie Wschodniej. – Warszawa, 2012.
5. Bikont A., Szczęsna J. Lawina i kamienie. Pisarze wobec komunizmu. – Warszawa, 2006.
6. См. например: Frentzel-Zagórska J., Zagórski K. East European intellectuals on the road to dissent: The old prophecy of a new class re-examined // Politics and Society. – 1989. – Vol. 17. – P. 89–113; Tighe C. Jerzy Andrzejewski: Life and time // Journal of European Studies. – 1995. – Vol. 25. – P. 341–380; Tighe C. Jan Kott: The revisionist // Journal of European Studies. – 1996. – Vol. 26. – P. 267–297; Tighe C. Cultural pathology: Root of Polish literary opposition to communism // Journal of European Studies. – 1998. – Vol. 28. – P. 267–308; Rokicki K. Literaci. Relacje między literatami a władzami PRL w latach 1956–1970. – Warszawa, 2011.
7. Głowiński M. Rytuał i demagogia. Trzynaście szkiców o sztuce zdegradowanej. – Warszawa, 1992. – S. 164.
8. Fik M. Autorytecie wróć? Szkice o postawach polskich intelektualistów po październiku 1956. – Warszawa, 1997. – S. 51
9. Głowiński M. Rytuał i demagogia. – S. 165–168; Козік Л. Узаемаадносіны партыйна-дзяржаўных улад і творчага асяроддзя ў Польшчы ў сярэдзіне 1960-х гг. (на прыкладзе гісторыі «Ліста 34-х») // Российские и славянские исследования. – Минск, 2011. – Вып. 6. – С. 196–204.
10. Hirszowicz M. Pułapki zaangażowania. Intelektualiści w służbie komunizmu. – Warszawa, 2001. – S. 206–207; Głowiński M. Rytuał i demagogia. – S. 169.
11. Czarnik O. Między dwoma Sierpniami. Polska kultura literacka w latach 1944–1980. – Warszawa, 1993.
12. Rokicki K. Sprawa «Listu 34» w materiałach MSW // Polska 1944/45–1989. Studia i materiały. – T. 7. – Warszawa, 2006. – S. 197–221; Artyści a Służba Bezpieczeństwa. Aparat bezpieczeństwa wobec środowisk twórczych. Materiały pokonferencyjne pod red. R. Klementowskiego i S. Ligarskiego. – Wrocław, 2008; «Twórczośc obca nam klasowo». Aparat represji wobec środowiska literackiego 1956–1990 / Red. nauk. A. Chojnowski, S. Ligarski. – Warszawa: Instytut Pamięci Narodowej, 2009 и др.
13. Siedlecka J. Kryptonim «Liryka». Bezpieka wobec literatów. – Warszawa, 2008.
14. Подробнее об этой книге см.: Козік Л. [Рецензия на] Siedlecka J. Kryptonim «Liryka». Bezpieka wobec literatów. Warszawa: Prószyński i S-ka, 2008. 445 s. // Российские и славянские исследования. – Минск, 2009. – Вып. 4. – C. 394–395.