В XX в. произошло несколько глобальных разрывов истории, что привело к пересмотру интерпретации исторических фактов и самого отношения к истории. Современная Россия, или, как призывают называть ее участники тематического номера «Неприкосновенного запаса», Regime nouveau¹, еще не выработала четких мемориальных норм. Память о прошлом остается полем противостояния различных группировок. Показательна активная общественная дискуссия вокруг учебника истории А. Вдовина и А. Барсенкова. Также периодически возникают законодательные инициативы, направленные на регламентацию восприятия отдельных эпизодов истории, начиная от запрета реабилитации нацистских преступлений и заканчивая требованием переименовать все объекты, названные в честь революционеров. При этом наиболее острые дискуссии возникают вокруг советского прошлого. Это можно объяснить и недавним его переживанием – еще живы несколько поколений, которые родились и выросли во время СССР, и актуальностью коммунистической идеологии в политическом спектре России. Если в советской традиции сравнение проводилось с Российской Империей 1913 г., поскольку именно с ней происходил разрыв, то Российская Федерация сравнивается с СССР. В последние годы существования СССР возникают два крупных направления «контрпамяти», которые были полюсами общественного мнения: националистически-консервативная «Память» и западнически-прогрессистский «Мемориал», что, по мнению авторов сборника «Империя и нация в зеркале исторической памяти», привело к потере легитимности советского строя и его крушению².

Изучение современных представлений о временах СССР является важной задачей не только в рамках исторических исследований, но и в общественном смысле, если рассматривать идею социального примирения как магистральную. В последнее время российское историческое сообщество активно восприняло идею исследования исторической памяти и представлений о прошлом. М. Халбвакс, П. Нора и Я. Ассман активно цитируются в работах, посвященных различным периодам и темам. На основании их концепций проводятся конференции и семинары, публикуются сборники статей и монографии.

Говоря об исследованиях данной тематики, необходимо упомянуть работу Н. Колосова³, в которой он анализирует изменение политики по отношению к прошлому начиная с XIX в. и заканчивая современной эпохой. В центре внимания книги – политика последнего времени по отношению к советскому прошлому и прежде всего к И. Сталину и Великой Отечественной войне. Исследование массовых представлений основывается на социологических опросах, как современных, так и начала 1990-х. Если вынести за скобки идеологическую ангажированность работы, направленную на развенчание и осуждение советского прошлого, и личные отношения автора с рядом историков, то с динамикой мемориальной политики в современной России, описанной автором, можно согласиться. Минусом книги Н. Колосова, на мой взгляд, выступает тот факт, что исследуются прежде всего государственная политика (определение «правильного» школьного учебника, архивная «контрреволюция», практики празднования исторических дат и т. д.) и позиция исторического сообщества по отношению к советскому прошлому. Объясняя социологические данные, автор апеллирует к этим двум областям, подразумевая, что они оказывают наибольшее влияние на коллективную память. Массовая культура в книге упоминается вскользь⁴, со ссылкой на статью В. Шляпетоха об исторических фильмах при «путинском режиме»⁵. В условиях распада «больших нарративов» на смену традиционным, «жестким» приемам формирования исторической памяти приходят «мягкие», «неформальные», тесным образом связанные с массовой культурой.

В статье Г. Янковской⁶ показано, как  современная российская культура  активно использует элементы «социалистического реализма», причем прежде всего сталинского периода. Галина Александровна, констатируя факт подобной стилистической ностальгии, не может объяснить ее причину.

Я. Ассман в своей концепции выделяет культурную память, которая, в отличие от коммуникативной памяти, нуждается в поддержке и распространении социально обусловленными институтами⁷. Исходя  из  этого, можно  говорить  о том, что для молодого поколения россиян советский опыт переходит из одного типа памяти в другой. Образы советского прошлого для него оказываются искусственно сформированными. Существует несколько крупных источников по наполнению этих образов: 1) связь поколений и рассказы старших о своем советском опыте, 2) школьный или вузовский курс истории, 3) массовая культура. Отдельно, конечно, необходимо рассматривать коммеморационные практики, многие из которых уходят корнями в советское прошлое. Если 7 ноября пытаются оттеснить на второй план, подменив его празднованием Дня народного единства, то 9 мая становится важнейшим праздничным событием. Масштабное празднование 50-летия первого полета человека в космос демонстрирует, что государство пытается активно использовать элементы советского прошлого в своих целях. Большинство таких коммеморационных мероприятий сопровождается активной информационной компанией в массовой культуре. В особых случаях к датам приурочивают выпуск полнометражных фильмов, в качестве примера можно привести «1612» (2007, реж. В. Хотиненко) к Дню народного единства, «Тарас Бульба» (2009, реж. В. Бортко) к юбилею Н. В. Гоголя, «Утомленные солнцем: Предстояние» (2010, реж. Н. Михалков) к 65-й годовщине победы в Великой Отечественной войне. Но основная масса коммеморационных медиапродуктов появляется в СМИ. Радио, газеты, телевидение выпускают тематические номера или специальные проекты. С одной стороны, эти издания и проекты выполняют объяснительную функцию, их можно сопоставить с мифами в традиционных обществах, вербализирующими и интерпретирующими ритуалы. СМИ дают инструкции, как отмечать памятные даты, и помогают обществу «вспомнить заново» то или иное событие. Если для людей старшего поколения многие даты являются важной частью жизненного мира, то молодые поколения, процесс социализации которых проходил в период разрушения советской политики памяти, нуждаются в «мемориальных костылях». В этом качестве для основной массы населения выступают по большей части СМИ, а не традиционные формы передачи исторической памяти вроде исторических курсов в учебных заведениях разного уровня. С другой стороны, СМИ не могут упустить из своего внимания «точки памяти», поскольку повышенное внимание людей ко всему, что связано с ними, позволяет активно реализовывать медиапродукты.

Важным теоретическим вопросом является проблема соотношения формирования и отражения коллективных исторических представлений в медиасреде. С одной стороны, книги, фильмы, игры, СМИ воспроизводят и поддерживают уже существующие массовые представления. С другой стороны, государственные или общественные институты с их помощью борются с доминирующей исторической концепцией, предлагая «контрпамять». В произведениях искусства ситуация осложняется наличием позиции автора, выражающего собственное миропонимание, и жанровой спецификой. Автоматически рассматривать медиапродукты как отражение коллективной памяти неправомерно.

В статье основное внимание будет уделено образам советского, которые возникают и функционируют в современной отечественной массовой культуре. Прежде чем приступить непосредственно к описанию результатов исследования, необходимо сделать несколько важных терминологических замечаний. Возможность широкой трактовки терминов является и достоинством, и недостатком гуманитарного знания, что характерно и для понятия «советское». Словарь русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова дает следующую дефиницию: «Советский – 1) прил., по знач. связанное с социалистической организацией власти Советов и общества эпохи диктатуры рабочего класса; 2) Находящийся, происходящий в СССР, в Стране Советов; 3) Соответствующий мировоззрению и практическим задачам рабочего класса, преданный советской власти; 4) Прил., по знач. связанное с деятельностью в советах; 5) Прил. к совет в 3 и 4 значении»⁸.

Наиболее распространенно использование термина во втором значении, то есть «советское» хронологически ограничено рамками 1917-1991 гг., атерриториально – рубежами РСФСР/СССР. Применительно к другим странам используют термины «социалистический» или «коммунистический режим». При этом часто происходит отождествление двух понятий. Уже упоминавшийся Н. Колосов является показательным примером, поскольку он фактически ставит знак равенства между «сталинизмом» и «советскостью». Такой подход связан с зарождением советологии, которая институционально оформилась в послевоенные годы и именно на материале 1930-1950-х гт. строила свои схемы, в том числе и теорию тоталитаризма. В дальнейшем ревизионисты тоже сосредоточили свое внимание на этом историческом периоде, и получилось, что история страны до прихода И. Сталина к власти рассматривается как предпосылки, а после него – как последствия его руководства. Сталинский период становится смысловым центром советской истории. С этим, конечно, связана дискуссия об общих и отличительных чертах советского и нацистского режимов. «Большой террор», система лагерей ГУЛАГа, преследование инакомыслящих и т. п. – все это позволяет говорить о схожести двух режимов, а значит, о необходимости осуждения сталинизма как явления и, как следствие, всего советского строя. Однако за период с 1917 по 1991 г. как государство, так и общество прошли сложный путь развития. На мой взгляд, СССР времен «Перестройки» и даже брежневского периода гораздо ближе к современной России, чем к РСФСР времен Гражданской войны. Но мы живем в постсоветский период, а Я. М. Свердлов и Е. К. Лигачев жили в советский. Возможно, следует говорить не о неком целостном советском периоде, а о советских периодах, которые переходили один в другой.

Другой важной категорией для данного исследования является понятие массовой культуры. Первоначально под массовой или популярной культурой подразумевалась культура, предназначенная для низов города, малообразованных рабочих. В романе Дж. Оруэлла есть упоминание о пролах, которым специальные машины изготавливали низкопробную литературу. Сейчас под массовой культурой понимается культура, ориентированная на обладание минимальным культурным багажом, то есть на максимально широкий круг аудитории. В рамках Франкфуртской школы выработалось понимание «массовой культуры» как продукта, порожденного «сверху»: властными структурами, государством, крупными компаниями. Она представляет собой «доступные» послания, передаваемые по каналам массовой коммуникации и рассчитанные на «средний» уровень смыслов⁹. Массовая культура не стремится сформировать новые представления, она охотнее использует уже готовые элементы, перестраивая их в нужном порядке. Таким образом, через «похищение языка» создается определенная мифология в бартовском смысле¹⁰. В. Подорога  отмечает,  что  культура памяти разрушается, не выдерживая конкуренции со стороны «низкой» культуры. Это происходит из-за возможности привлекать высококлассных исполнителей и приносить потребителям результат в виде удовольствия¹¹. В целом же отметим, что изучение массовой культуры остается на периферии внимания исследователей. Количественно массовая культура превосходит культуру «элитарную», и если произведения «высокой» культуры оставляют длительный исторический след, то массовая культура имеет более короткий срок годности, но, в конкретный исторический период, оказывает большее воздействие.

В качестве основной источниковой базы исследования выступают кино и телевидение как наиболее массовые виды культуры в современном российском обществе. Хотя следует отметить, что «советскость» проявляется и во многих других сферах: модная одежда с гербом СССР, возвращение советских брендов (напитки «Байкал», «Саяны», автоматы с газированной водой и т. д.), апелляция к советскому как к качественному (завод «Микоян», квас «Никола» и т. п.). Принимая во внимание концепцию М. Маклюэна, можно признать, что в современности происходит распад «галактики Гуттенберга» и усиление аудиовизуальных форм подачи информации. Текст уступает место изображению и звуку, именно телевидение со второй половины XX в. является доминирующим СМИ. Следует признать, что в начале XXI в., в эпоху развития Интернета, происходит «контрреволюция текста», поскольку основной массив интернет- данных представлен в гипертекстовом виде. Но дальнейший технический прогресс всемирной паутины приводит к тому, что основной трафик приходится на мультимедийные продукты.

Образы «советского» в современной массовой культуре можно типологизировать по двум признакам: содержательному и эмоциональному. По первому критерию разграничиваются продукты просветительского и развлекательного характера. Просветительский подход позиционирует себя как научно-популярный и зачастую направлен на раскрытие новой информации из истории СССР, например, передачи «Суд времени», «Исторические хроники», «Советская империя», «Намедни» и т. д. Помимо циклов передач, к этому типу следует отнести телевизионные фильмы, которые обычно посвящены конкретным историческим событиям или крупным фигурам советской истории. Часто такие фильмы вызывают значительный общественный резонанс. Так, например, фильм НТВ «Ржев. Неизвестная битва Георгия Жукова» (2009, реж. С. Нурмамед) многие восприняли как попытку пересмотра некоторых позиций истории Великой Отечественной войны и в первую очередь критику полководческого таланта Г. К. Жукова. НТВ знаменит своим скандальным подходом, однако этот телеканал входит в «Газпром-Медиа Холдинг», который, в свою очередь, контролируется государственной корпорацией «Газпром». В целом, в отношении к Великой Отечественной войны в российском медиапространстве можно отметить двойственную позицию. Продолжая советскую традицию воспринимать победу над Германией как одну из самых значимых страниц отечественной истории, современная элита не может позволить себе присоединиться к мнению о решающей роли советского режима в победе над врагом. Поэтому основным героем войны становится народ, а руководство и лично И. В. Сталин подвергаются критике. В целом же «просветительские» передачи ставят своей целью сформировать историческое представление, которое могло бы занять место академической традиции. Что человек не получил во время учебы, он может узнать благодаря телевидению.

Развлекательный тип представлен передачами «ДОстояние РЕспублики», «Старые песни о главном», а также отдельными эпизодами из различных комедийных шоу (КВН, Comedy Club, 6 кадров). Если говорить о смеховой культуре в рамках рецепции советского прошлого, то следует указать на карнавализацию исторических образов. Самым частым героем становится И. В. Сталин, а его «любимой» фразой – приказ «Расстрелять!». Людям, лучше знакомым с современным юмором, чем с историей, Сталин скорее запомнится как усатый человек с трубкой и странным акцентом, который всех казнил. В основном данные передачи используют отсылки к антуражу и стереотипам советской эпохи, хотя происходящее зачастую «осовременивается». Например, в одной из юмористических миниатюр Comedy Club Сталин требует от Берии, чтобы он смог трубку не только курить, но и по ней звонить, делать фотоснимки и играть в шахматы. Юмористические передачи приспосабливают к новым условиям жизни те  образы, которые возникли еще в традициях советского политического анекдота.

К категории «развлекательных продуктов» необходимо добавить и продукцию кинематографа: «Звезда» (2002, реж. Н. Лебедев), «Космос как предчувствие» (2005, реж. А. Учитель), «Заяц над бездной»(2006, реж. Т. Кеосаян) и т. д., а также сериалы, в основе которых часто лежат литературные первоисточники: «Ликвидация» (2007, реж. С. Урсуляк), «Апостол» (2008, реж. Г. Сидоров, Ю. Мороз), «Александровский сад» (2005, реж. О. Рясков. А. Пиманов), «Девять жизней Нестора Махно» (2007, реж. Н. Каптан), «Исаев» (2009, реж. С. Урсуляк), «Дети Арбата» (2004, реж. С. Эпшай), «Завещание Ленина» (2007, реж. Н. Доставь) и т. д. В сериалах, приключенческих и мелодраматических, советская эпоха, как правило, выступает фоном или предысторией для сюжета. Стоит упомянуть и весьма необычный проект, соединяющий в себе просветительский и развлекательный типы, – «Сталин. Live» (2006, реж. Д. Кузьмин, Г. Любомиров, Б. Казаков). Сериал, построенный как реалити-шоу, к чему отсылает и название, ставил своей целью реконструировать последний период жизни Иосифа Виссарионовича и дать трактовку его смерти.

Второй критерий, эмоциональный, позволяет выделить критическое и ностальгическое направления в массовой культуре. Так, например, уже упоминавшийся цикл передач «Исторические хроники с Николаем Сванидзе» явно относится к критической категории, поскольку история СССР в нем подается как череда ошибок, трагедий и преступлений. Такой подход связан с развитием истории на рубеже 1980-1990-х гг., с «демифологизацией» советских исторических конструкций. В современности критический подход играет ту же роль, что и 20 лет назад – он обосновывает разрыв современной политической структуры с советским наследием и должен проводить грань между демократией и тоталитаризмом.

В ностальгическом направлении массовой культуры на первый план выходит не политическая составляющая, а скорее повседневность, коллективность и «душевность». «Ностальгический» аналог «Исторических хроник» Н. Сванидзе – это «Намедни» Л. Парфенова. В основе «Намедни» лежит «среда обитания» советского человека, через которую и подается хронология Советского Союза. Хотя Л. Парфенов указывает и на недостатки системы, но это не превращается у него в основную задачу. Особенно ярко ностальгическая направленность проявляется в передачах, нацеленных на вторичное использование культурного багажа. Так, современные звезды перепевают советские песни, демонстрируя в числе прочего и преимущества советской эстрады перед современной. Часто к ностальгическому дискурсу добавляется патриотический, что связано, прежде всего, с темой Великой Отечественной войны.

Итак, в современной массовой культуре существует несколько противоречивых образов советского прошлого. Такое многообразие не способствует консолидации точек зрения и приводит к сбоям в функционировании коллективной памяти. В результате советский период перестанет восприниматься как реальность и вместо государственной политики десталинизации мы, скорее, станем свидетелями превращения советской истории в штамп, шаблон, симулякр.

Александр Фокин, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Челябинского государственного университета.

1. Неприкоснов. запас. 2006. № 6 (50).
2. Империя и нация в зеркале исторической памяти. М, 2011. С.7.
3. Колосов Н. Память строгого режима : (История и политика в России). М., 2011.
4. Там же. С. 162.
5. Shlapentokh D. Russian History and the ideology of Putin’s regime through the window Contemporary Russian movies // Russian History. 2009. № 36/2. P.278-301.
6. Янковская Г. А. Ностальгия в стиле социалистического реализма в культурной памяти постсоветской России 1990-х гг. // Век памяти, память века : (Опыт обращения прошлым в XX столетии). Челябинск, 2004. С.347-357.
7. Ассман Я. Культурная память : (Письмо, память о прошлом и политическая идентиность в высоких культурах древности). М., 2004. С.57.
8. Советский // Толковый словарь русского языка : в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1935-1940.
9. Зверева В. Предисловие // Массовая культура: современные западные исследования. М., 2005. С.13.
10. Барт Р. Мифологии. М., 2000. С.238-240.
11. Подорога В. Культура и реальность. Заметки на полях // Массовая культура: современные западные исследования. М., 2005. С.321.